День Победы для меня – это лучшие годы моих родителей, отданные достижению великой цели. Отец погиб на фронте в 37 лет, а мама так много и тяжело работала, что стала инвалидом в 39 лет, а умерла в 48. Признаюсь честно, я не чувствовал отсутствие отца. Мама своей любовью и заботой заполняла всё моё детство…

Мне было 8 месяцев, когда я в последний раз видел отца. У меня тогда начинал расти горбик, и меня отправили на два с половиной года в санаторий в Касли. Мой отец был бухгалтером на ЧТЗ, где делали танки, и долгое время имел «бронь». Но и его в 1942 году забрали на фронт. И он пропал без вести в первых же боях при отступлении на переправе. Уже после войны мама получила на моего отца «похоронку».

Я помню, что в санатории имел какие-то льготы в питании, как малолетний сын погибшего фронтовика – несколько раз в неделю я получал замечательный компот и добротную гречневую кашу.

Мама работала санитаркой в больнице, много стирала, чтобы учить во время войны моего старшего брата в техникуме и растить меня. Мой брат получал всего 300 граммов хлеба в день, как иждивенец. И маме приходилось покупать на рынке очень дорогую крупу и подсолнечное масло, чтобы он мог запоминать то, что учил.

Голод я узнал только в 1946 году, когда заболела мама. Тогда пришлось есть варево из крапивы и лебеды, есть жареные на рыбьем жире картофельные очистки, принесенные с помойки.

Моя мама очень любила отца. Они поженились против воли родителей, и их совместная жизнь по этой причине была очень драматичной. Всю войну она верила, что он живой, и ждала его. Никаких других мужчин она не знала. Но когда тоска по мужу её сильно одолевала, она звала меня, малыша, под стол, чтобы вместе поплакать об отце. Мама плакала и без конца целовала меня, и горячо убеждала, что отец жив, что он в плену и обязательно вернётся. И снова плакала, и снова убеждала…

Хорошо помню, что на какой-то остановке трамвая на ЧТЗ был пустырь со сломанными танками. Я часто там бывал и рассматривал эти танки. Ещё мы награждали себя орденами и золотой звездой, сделанными из репейника. Моя мама получила медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Когда я оставался один, то примерял её перед зеркалом: похож ли я на героя?

У меня была двоюродная сестра Рая. Мне было пять лет, а ей – семь. Мы играли с ней в Сталина и народ. Обычно она была Сталиным, а я — народом. Вся инициатива шла от неё. Но она девочка, а Сталин был мужчиной. Поэтому иногда она делала меня Сталиным, а сама становилась народом. Но в этом случае «Сталин» был совершенно неинициативным, и «народу» приходилось подсказывать «Сталину», как руководить. Меня увольняли, и я вновь становился «народом».

Мы жили в землянке: комната 8 м и сени 1,5 м. Много места занимала печка. Жила у нас иногда коза или кролики. Спали мы на одной железной кровати-полуторке втроём: я, мама и мой брат, который был старше меня на 12 лет. Обычно я лежал на них, но когда брат ворочался, я проваливался под него и будил, чтобы оказаться снова наверху. А наша мама так уставала, что на какой бок ложилась с вечера, с того бока и вставала утром.

Давно тебя нет, ты ушла молодая,
Но в сердце осталась светлая боль,
И я, твои взгляды во сне сберегая,
Сквозь жизнь проношу твой неяркий огонь.
Я жил без отца, но не был сиротою,
А слёзы твои о солдате-отце
Я помню как счастье наплакаться вволю,
И чувствами слиться, глядя на шоссе...

А потом мама сломалась. Работал, работал человек и упал. И люди сочувствовали, и врачи что-то делали, и мама сама пыталась подняться, как-то бороться, но не смогла. Брату пришлось бросить институт в Свердловске на третьем курсе и вернуться в Челябинск кормить нас с мамой.

И помню я страшной болезни начало...
Как я онемел на морозном дворе,
Как в кашле ты билась в руках санитара,
А взгляд виноватый ласкался ко мне...
И время застыло сквозь годы от боли,
Лицо восковело, светлели глаза,
И чувства твои молодели, и воля
Звенела и плакала словно струна...

Во время болезни мама страстно тянулась к природе. Она родилась в деревне, в зажиточной крестьянской семье. Всё её счастливое детство прошло там... И теперь, чувствуя близкий конец, она с упоением слушала по радио рассказы о природе, много читала, следила за погодой: как торжествует Весна, шествует Лето, какое своенравие у Осени и как царствует Зима.

Она собирала репродукции, стихи, книги – всё о природе. Она открыла мне Михаила Пришвина.
И что для меня сейчас особенно удивительно – я не помню от неё никаких назойливых жалоб, никаких стенаний, ничего малодушного...

В ней не было никакой зависти к здоровым людям. Да, она становилась всё ближе к Богу, да, она всё больше верила в судьбу, но мужество её не покидало и не покинуло до самого конца.

И сердце моё возмужало с тобою.
Я жизнь научился любить и ценить,
И верить в людей, в то извечно простое,
Откуда всё лучшее нашей земли...